– Эльфы, люди – все едино, – отмахнулась Бархат. – Но действительно не в словах дело. Просто мне, никого в прямом смысле не поедающей и не отнимающей жизни ради продолжения своей, претит лексикон плотоядных существ. Ладно, была рада познакомиться – и счастливо оставаться.

– И все-таки как она это делает? – спросила Ивона, когда дриада растворилась в своем дереве.

– Она не может долго сохранять материальное воплощение: несколько часов, не более. Внутри древесного ствола дриада лишена физического тела, а то, что от него остается, способно пропускать сквозь себя энергетические потоки растения и за счет этого поддерживать подобие жизни. Они и сами признают, что, в сущности, являются паразитами деревьев.

– Разве они живут во всех деревьях?

– Нет, отнюдь не во всех – хотя бы потому, что далеко не все древесные породы могут поддерживать их существование.

– А как дриады стерегут священные рощи? – продолжала задавать вопросы Ивона, пытаясь представить противодействие, на которое способно полуэфирное существо.

– Ну, например, Бархат, – улыбнулся Алеседион, – взяла привычку жаловаться мне на все, по ее мнению, предосудительные события, которые здесь происходят.

Вдоль балюстрады, изящной и воздушной, как и многие постройки эльфов, тянулась шпалера поздних роз. Шипастые ветви уже покачивали кроваво-красными плодами, но одновременно на каждом кусту еще оставалось по нескольку махровых цветков самой удивительной расцветки – от нежно-розовых, переходящих на концах лепестков в карминный, до фиолетово-черных с желтоватыми прожилками. Такой цветовой гаммы у роз Ивона раньше нигде не видела.

– А, – усмехнулся отец в ответ на ее вопрос, – вот для этого я и нужен. Ну не только, конечно, для этого, но и для подобных фокусов в том числе.

– Это магия?

– В каком-то смысле. Черты всякого живого существа определяет особое вещество наследственности. Мне, как Мастеру Рощ, доступны заклинания, способные это вещество находить, распознавать и в определенных пределах изменять. Я опознал тебя как свою дочь, а Виллеадена – как сына своей сестры, когда вы еще даже не подошли к двери моей комнаты. И это нетрудная задача. В принципе, всех своих знакомых я могу опознать, например, подержавшись за ту же дверную ручку, за которую брались они, оставив на ней невидимые глазу частички своей кожи или капельки пота. Могу также, подержав в руках горсть семян, заклинанием отнять всхожесть у тех, которые не имеют нужного мне свойства.

Даже, – продолжал эльф, – могу сделать так, чтобы у взрослых растений проявились некоторые, ранее невидимые, наследственные черты. Правда, только у растений. – Он указал на куст, покрытый бордовыми цветами, за исключением двух веток: одну из них украшали чайные розы очень насыщенного цвета, а на второй цветы были снежно-белые.

– И ты можешь вырастить любое растение в мгновение ока?

Алеседион рассмеялся.

– Нет, этого никто не может. Если ты такое где-нибудь видела, то это была иллюзия. Я могу заставить растение использовать свои собственные ресурсы, многократно ускорив идущие в нем процессы. Например, такой вот куст можно при обильной подкормке и правильном поливе вырастить недели за две. За несколько минут можно вырастить небольшую травинку, какой-нибудь мятлик. На большее ни у одного мага просто не хватит сил. Тут нужно столько энергии, сколько содержится разве что в мощном драконьем пламени, способном прожечь крепостную стену.

– Скажи, – задала Ивона давно занимавший ее вопрос, – а почему «Охотники»? Почему магов, имеющих дело с живыми существами, вы называете именем тех, кто призван отнимать жизни?

– Так сложилось исторически. Многие связанные с магией названия восходят корнями к тем временам, когда эльфы (да и не только эльфы, а вообще – все Разумные), с одной стороны, полностью зависели от природы, с другой – вели с ней непрерывную борьбу. Никто тогда больше Охотников не знал об окружающем мире и о том, как в этом мире выжить. И те, кто объединял на этом поприще знания и опыт с магическими способностями, пользовались заслуженным уважением соплеменников. Позже задачи этих магов изменились, но название осталось.

Глава 7

УСМИРЕНИЕ НЕЖИТИ

К Семидыркам вел мостик, переброшенный через небольшую вертлявую речку с песчаным дном. Вполне надежный мостик, с настилом из хороших, не гнилых досок, но не обремененный перилами. Видимо, местные считали, что ежели кто до такой степени на ногах не держится, то лететь недалеко, да и дно мягкое. Сивер, чуть наклонившись вбок, глянул на прозрачную речную воду, но одноименных селу существ в ней не обнаружил, заметив лишь потрепанные листья, ежистые плодики стрелолиста да стайку пескарей, обследовавших чей-то рваный сапог.

За речкой дорога взбиралась на невысокий косогор, первым делом проходя мимо деревянного храма, чью коническую крышу венчал восьмиконечный солярный знак. Возле дверей храма собралась небольшая толпа, относительно прилежно внимавшая священнику в белой рясе. «Когда-то белой», – поправился Сивер: ряса явно пережила уже и первую, и вторую молодость и заметно посерела от стирок. Священник что-то вещал, иногда указывая руками то на небо, то на солярный знак, то на деревню – похоже, решил прочесть проповедь на свежем воздухе, пользуясь погожим днем. Толпу вокруг пастыря составляли десятка три мужиков, некоторые – с жердями и вилами в руках, одна бабе с коромыслом, пацаненок лет восьми-девяти, старательно ковырявший в носу, и пегая коза, меланхолично объедавшая лебеду под стеной храма. Наемник жестом подозвал ребятенка.

– Это что же здесь происходит? – поинтересовался он, свешиваясь с седла.

– А, это-то? – Пацаненок с серьезным видом продолжал вести в носу рудные разработки. – Это пастырь наш призывает на эльфийского колдуна иттить.

– Колдуна?

– Ну дак, – пояснил с важным видом ребятенок. – Раньше-то не знали, что он колдун. А как недавно стал кто-то про его сородичей хульные слова говорить, так он, видать, осерчал. Ну и вызывает из лесу страховидло, которое посевы топчет да огороды.

– А почем же известно, что это эльф страховидло вызвал? – спросил Сивер.

– Так ведь ясное дело – только у него одного никогда ничего не страдает, а, насупротив, растет в три силы. А вот нынче чудище в храмовых землях погуляло. Это уж, пастырь наш говорит, не просто разбой, а святотатство!

– Эй, Афаний. – Окликнули пацаненка из толпы. – Ты че там болтаешь со всеми проезжими?

– Да вот господин наемник… Ай! – Словоохотливый ребятенок, получив подзатыльник, поспешно ретировался.

– Мы тут, милсдарь, – обратился к Сиверу рыжий мужик, – решили нелюдя поучить.

– Так уж и нелюдя? – прищурился Сивер.

– Я уж не знаю, – сказал мужик, перекладывая вилы из руки в руку, – что вам Афаний наплел, да токмо мы – народ терпеливый и убыток молча сносили. Но святотатство сносить не намерены – да еще от нелюдя, веры истинной не разумеющего.

Сивер спокойно сидел в седле, глядя на мужика. Еще несколько селян и баба с коромыслом, перестав слушать проповедь, повернулись к наемнику.

– Вы, господин наемник, ежели подсобить нам хотите, – сказал один из мужиков, – так милости просим присоединяться, а ежели нет – так и поезжайте, куда ехали, не ваше здесь дело.

– А все-таки объясните мне, добрые селяне, почем вы знаете, – не унимался Сивер, – что именно эльф оседлый тому виной? А уж после этого я решу, поехать мне своей дорогой или вашей.

– Так ведь потравы… – начал было рыжий обладатель вил.

– Вот ты, – Сивер наугад ткнул пальцем в одного из мужиков, – если бы решил обокрасть целую деревню, стал бы при этом напоказ выставлять, что тебя самого не обокрали?

Мужик призадумался, остальные выжидательно воззрились на него. Проповедь, похоже, угасала несколько раньше, чем запланировал священник.

– Так нет, – расцвел мужик, – я бы Бову хромому чего из нахапанного сунул бы в сени, а свое бы поприпрятал, чтоб не нашли.